Трижды не прокричит петух

Что самое отвратительное в спорте? – Преодоление себя. Типа, через себя перепрыгнуть, да? Задумаешься над таким, а паранойя – тут, как тут.

Вот каждый вменяемый горный гид перед восхождением, ещё за сутки «до того», твёрдо убеждён, что, откушавши ужин, ляжет баиньки не позже восьми вечера. Что бы в 2-00 поутру свежим, как только сорванный огурец, приступить к своим героическим обязанностям. На самом же деле, слоняется совершенно бесцельно чуть не до полуночи, либо ворочается лёжа, будто валик в музыкальной табакерке. Преодолел? Ага. Щас.

 А в 2-00.. В общем, преодоление – отвратительно, к ночному же преодолению эпитеты на ум приходят исключительно непечатные.

 Тем не менее, молча натянул всё барахло, которое с вечера уложил под бок. Слез с верхней полки бывшей бани высокогорного «многобочечного» отеля (это такие жилые вагончики для северных районов, схожих с положенными на бок цистернами для горючего), стараясь не наступить на копошащегося в своих шмотках коллеги, ночевавшего полкой ниже. Наёмных гидов селят по остаточному принципу. Мол, не всё ли равно, где в ночь перед горой этой по-верблюжьи неприхотливой братии НЕ спать.

            Что у нас на небе? Звёзды. Это – хорошо. На юге звёзд не видно. Видны редкие всполохи статических разрядов над горами Верхней Сванетии – не смертельно, но эйфории не вызывает.

            Успеть бы в многодверный дворец-сортир, пока очередь не образовалась. Успел.

В предбаннике своей ночлежки прихватил пластиковую бутылку с водой, плеснул на лицо, утёрся рукавом, из кармана достал зубную пасту и щётку, наскоро ею пошуровал, сполоснул рот водицей с плавающими льдинками. Зубы заломило. Значит, ещё есть, чем жевать.

            Теперь – в кухню-столовую. В больших многолюдных программах одно хорошо: наличие специально нанятых поваров. Так, что хоть по поводу пропитания проблемы не возникают.

Стол уже накрыт.В день, вернее – ночь, восхождения, похоже, девчонки  вовсе не ложились. Пока убрались после ужина, пока сами с коллегами из других групп, да с «отгулявшими» наверх гидами пообщались, кинушку по видику поглядели – пора начинать готовить завтрак к ночному выходу. Выпроводят орду – отоспятся.

            Наши клиенты, японские пенсионеры, планирующие попытку восхождения на Эльбрус, ещё не подошли. За столом сосредоточено жуют гречневую кашу, запивая горячим какао, главный гид, он же хозяин турфирмы, Анатолий, его близкий друг, штатный гид Николай, да пара наёмников, которые будут работать с группой только в день восхождения. Моя персона, занимающая некое промежуточное положение в программном социуме: я нанят на все девять дней, кратко пожелав всем доброго утра и приятного аппетита, усаживается между «рыцарями» и «кнехтами». Есть не хочется, но необходимо. Огорчать славную повариху Таню голодовкой то же не стоит.

            Подтягиваются остальные гиды – участники сегодняшнего действа. Клиентов – десять. Осознавая сложность стоящей перед своими пожилыми возможностями задачи, японские дедушки и бабушки заказали на день восхождения каждому по персональному гиду, ратраки до Скал Пастухова: три – наверх, и столько рейсов, сколько потребуется –  на спуске. Умницы они, всё-таки. Всегда бы, да все так здраво оценивали реальность.

            Через четверть часа появляются сами заказчики. С улыбками поглощают привычную и для них гречку. По ходу пьесы раздаются «карманные» пайки.

            Возвращаюсь в баню, кидаю в рюкзак бухту шестимиллиметрового репшнура, пару карабинов, лёгкую страховочную систему, «жюмар», пару ледобуров, залитый в столовой здоровенный термос чая, пакет со всяким неуставным харчем, пуховку, запасные очки и рукавицы, аптечку, солнечную мазилку, «балаклаву» на мембране. С пожилыми людьми рассчитывать на скорое возвращение не приходится. Исхожу именно из этого.

            На себя навешиваю мощную пятиваттную радиостанцию, запасной блок питания – поглубже во внутренний карман «поляра», GPS, компас-буссоль – на шею, запасные батарейки – то же в поляр. С дальнобойным налобным фонарём, да без куртки – ну, прямо великий шаман. Теперь – рюкзак на плечо, кошки и палки-«телескопы» – в руки, шагом марш во двор «камлать» к урчащим чадящим солярным перегаром  снежным вездеходам-ратракам.

            Водители эльбрусских ратраков, думаю, не специальность, а  отдельный вид Homo. Вроде кентавров. За свою жизнь проходят полпути на Гору больше всех гидов и альпинистов вместе взятых. Только не человеческими ногами, а гусками своих механических «вторых половин». Они живут жизнью и интересами высокогорного сообщества, при этом, не забывая по ходу заготовлять сено, кормить, доить (в горах дойка преимущественно мужское занятие), холить и лелеять бурёнок у себя в сёлах. Почти ежедневно набирая-сбрасывая более трёх километров по вертикали. И – что с гуся вода.

            Здороваюсь с драйверами. Подходит личность не менее популярная – фотограф Толик. Явный претендент на попадание в Книгу Гиннеса по количеству восхождений на Эльбрус. Его, как, всякого фоторепортёра-хроникёра ноги кормят. Группа на Гору, он – с ней. Этак, пятнадцать-двадцать раз за сезон.

«Ягори-сан, а ты себе бабушку уже приглядел?». Порождение ехидны, всё бы ему измываться над невыспавшимся гидом.

В три надо выезжать, но клиенты неторопливы и обстоятельны даже в своей забывчивости. То палки в «бочке» оставят, то – кошки уже оденут, приходится их с них снимать, т.к. в кузов ратрака категорически запрещают клиентам лезть с кисами на ногах. Ночь, металл легко скользит о металл, зубья – острые, а вокруг – посадочное столпотворение. Так и до травм не далече. То, сё. Выезжаем, выстроившись в кильватерную линию, лишь в полчетвёртого.

Сижу лицом по ходу, ногами перекрыв пространство, не загороженное поручнем. Не дай Бог чего. А тут я сам – поручень. Траки поднимают снежную  пыль, которая, смешиваясь с выхлопом дизеля, создаёт ощущение метели, несущейся нам навстречу. Сзади попрежнему полыхают зарницы, но тёмный силуэт Горы чист. Народ сидит не шевелясь, с торжественными минами, ледяная пыль припорошила всех: заседание памятников на Новодевичьем зимой.

Мотор взревел, машина резко развернулась на девяносто градусов. Приехали. Гиды выпрыгивают первыми, принимая сначала рюкзаки и палки, затем подопечных. Обычное: -Давайте, парни, погоды! – Спасибо, счастливо!

С этого момента начинается Восхождение. Самое муторное – надеть на всех клиентов кошки, внимательно проследив надёжность закрепления. Тут уж приходится на коленки становиться, а то и ложиться ниц, дабы увязать да утянуть всё по-человечески. На свои «шкрябки» уходит пара минут. Наконец, все взнузданы. Фууу. Начинает светать.

— Анатолий, порядок движения?

            — Каждый ведёт одного чела. Берёт его на короткую «сворку» и, пока не вернётся сюда, с неё не спускает. Я, Иван и Титаник идём впереди с Сакатой (директор «присылающей» стороны), групплидером и Барышней (так мы нарекли между собой очень моложавую …летнюю клиентку, только что приехавшую из Тибета, следовательно, хорощо акклиматизированную, ещё вчера выбравшую фактурного Титаника своим визави в восхождении). Дальше – ты с бабушкой, что около тебя стоит. Потом – все остальные. Встречаемся у хижины на Седловине. Далее – по плану.

            Кланяюсь и улыбаюсь своей шестидесятидевятилетней подопечной. Она в ответ – то же. Чуть подождал, пока Анатолий уйдёт вперёд, достал трёхметровый огрызок репшнура. Карабинами прищёлкиваю его к лямкам своего и Бабушкиного (так дальше я буду называть своего напарника по восхождению) рюкзака. Как говорят японцы, даже формальное выполнение распоряжения помогает избежать дебатов между начальником и подчиненным, «сохраняя лицо» обеим сторонам. А вот теперь – точно, пошли.

            Почему впереди основной группы я? Потому, что за годы хождений, наверное, нашёл приемлемый для людей такого возраста темп. Да самому нравится именно пребывать на Горе, никуда не торопясь, когда это оправданно. Такова уж моя натура. Обгонять запрещено, потому нет у других ребят возможности ускориться, тем самым «загнав» подопечных ещё до выхода на седловину. Ох, не спроста, идя с такими группами, опытные гиды экипируются, как на зимовку в Антарктиду. Если часов в четырнадцать уложимся на всё – замечательно.

            Шнурок, связывающий нас, точнее, наши котомки, помогает, не оглядываясь, регулировать темп: натянулся – чуть тише, провис – можно чуть быстрей. И Бабушку стимулирует, не даёт расслабиться.

            На Большой Горе самое главное – поменьше мыслей. Иначе высосут они силы, словно глист полную особу. Только шкурка останется. Много и нудно ходящие, борются с «мыслием» по-разному. Свободный художник Толик-фотограф, ускакавший вперёд с передовой группой, воткнул в уши приёмник, слушает «Юмор-FM». Кстати, благодаря этой привычке, он одиннадцатого сентября 2001 года узнал и попытался известить американцев на седловине Эльбруса об атаке на «Близнецы». Те порешили, что у него тяжёлая форма «горняжки». Кто-то непрестанно повторяет «Отче наш», кто-то –  мантры, а кто – детские считалочки типа: «Шёл трамвай десятый номер…».  Один типус даже бессмертный стих Драгунского: «Колдуй баба, колдуй дед, колдуй серенький медведь».

            Выйдя на верх Скал Пастухова, оглянулся. Низлежащий склон исчерчен огнями от фар ратраков и роем огоньков фонариков идущих пеше восходителей. Всё – на фоне багровых отсветов электрических разрядов над Грузией. То ли иллюстрация к «Войне миров», то ли эпизод ночного наступления из «Освобождения».

            Топаю, голова пустая. Нас много, хоть сильно растянулись, – не одиноко. Солнышко встаёт. Красиво. Остановки на пару минут нечасто, то – очки надеть, то – лицо мазью намазать себе и Бабушке, то – облегчиться. Вспомнить даже нечего. Мозги малость чугунные: первый раз в этом году на Гору выбрался. Тихой сапой к десяти доползли к разрушенной ветрами хижине в центре Седловины.

             Самое людное место в сезон с утречка на Эльбрусе. Здесь развилка троп на Западную и Восточную. Кто, вроде нас, только тащится наверх, кто отдыхает на спуске с вершины.

Как неторопливо наша двойка ни шла, остальные ветераны с сопровождающими только показались у входа на седловину. А вот наших «передовиков» что-то не видать. Лишь одинокая знакомая курточка притулилась к отшлифованной ветрами деревянной балке скелета того, что когда-то было хижиной. Ба, да это же Титаник! Взгляд невесёлый, цвет лица – природный, светлозелёный. Оглядываюсь для сравнения:  получилось не в пользу Титаника.

            — Куда шеф с Сакатой порулили? А ты чего здесь, не нас ли поджидаешь?

            — Они ушли на Западную. А мне что-то хреново.

            Дела. Договаривались вчера все идти, по ряду причин, на Восточную. И все вместе.

А тут, по связи даже не уведомив… Видать, Барышня и Саката-сан всё решили переиграть, Анатолию с Ванькой перечить им не с руки. Мне-то что делать? Пробую вызвать по рации. Ни гу-гу.

            Ну, что же. Всё даже упрощается. Собирать всех в кучу – не моя забота, если Анатолий этим не озаботился. Мужики – не малые дети, сами разберутся. Отмены

 Восточного плана не было. Значит, свободен!

            Усаживаю Бабушку, пою чаем, угощаю конфеткой. Все подношения принимаются с достоинством и без обсуждений. Чувствую, что не сладко ей приходится. Но только потемневший цвет губ да лёгкое дрожание пальцев выдают . Вот это – настоящее мужество. Ядерную бомбу америкосы на них от ужаса сбросили, когда разобрались, с кем воюют.

Пока бабуля отдыхает, занялся Титаником. Извлёк две «волшебные пилюли», предлагаю проглотить одну, через пару минут – вторую. Безропотно глотает. Успокаиваю, что это – не заячий помёт, но всё – от природы, никакой химии. Мёртвых из гробов поднимали. Слегка веселеет. А как он хотел: с самолёта – прямо в Терскол, на следующий день – на три семьсот, а в следующую ночь – на Гору в компании с призовыми рысаками. Хорошо, дуба не врезал.

            Выполняю положенную формальность: спрашиваю Бабушку, намеревается ли она продолжать движение наверх, если – да, то на какую вершину идти желает? В описании предстоящего, подталкиваю к решению идти на Восточную. Принимается без возражений. Ещё раз молодец!

            Скоро подойдут поотставшие ребята. Медленно топают их подопечные. Что делать – возраст. А вслед за ними клочками на седловину начинает заползать туман. С юга поднимается облачность. Пора идти. Встаю. Помогаю подняться напарнице. Прошу Титаника подождать остальных и с ними действовать по обстоятельствам, передать, что я иду на Восточную, что рация включена, что помощи мне не надо, вполне управлюсь сам как на подъёме, так, уверен, и на спуске.

            Тихо-тихо двинулись. Опять не поддающаяся описанию монотонность. Если на Западную хорошо натоптанная тропа (имена она – высшая точка Европы, Восточная на 21м ниже), то на нашем пути просматриваются лишь отдельные ямки от единичных следов. Зато знаком классический путь Туккера и Мурра с младых ногтей. Каждый камушек родной. Час – скалы на кромке седловины и склона, уходящего в Северный Трупосборник (так гламурненько названа ледниковая долина, уходящая гигантскими ледяными каскадами ниже Седла на север), час – вдоль них на снежную «косую» к осыпному гребню, час – на ригель вершинного кратера. Ну, очень не быстро. Остановки —  очки бабушке протереть, глоток воды поднести, шоколадку отломить, капюшон поправить. По осыпи к ригелю бредём под ручку. Именно бредём. Известно, как: шаг – остановка – три вдоха-выдоха, ещё шаг. Время от времени – дежурный опрос: «Хау а юу?», в ответ неизменная вымученная улыбка с твёрдым: «Сенкс, о-кей». «Инаф, лет-с гоу?» – «Оф коз» – сквозь спёкшиеся губы.

            Ожила рация, голос ещё одного Толика, кисловодского спасателя:

— Лавина (мой официальный позывной), Игорь, вы где? – Где-то через полчаса выгребем на ригель – Помощь нужна? – Нет, Толь, я ж говорил, что всё тип-топ, Восточная – моя родная Гора, я на ней – дома, скоро наверняка облачностью накроет, так и за это не беспокойтесь. – Коля (друг Анатолия) вернулся с дедом, ниже Пастухова посадил его в ратрак и полчаса, как пошёл к тебе, сказал — встречать – Да на кой ляд, я ж сказал, что не беспокойтесь. – А он сказал, что  прогуляется. – Сейчас к нам туман подойдёт, где он меня искать будет? Тоже мне, ёжик в тумане! – А он сказал, что знает, где ты ходишь. – Блин, тогда – СК.

            Коля – это – Коля. Три недели, как с Эвереста, ходок фантастический, с ним не раз на Горе работали. Киборг. Впрочем, найдёмся – веселее будет, нет – не потеряется, внизу свидимся.

            С каждым метром вверх ветер крепчает, летят куски, пока ещё редкие, тумана, который оседает на ресницах, мохратит белой бахромой края наших капюшонов, затянул  инеем стёкла больших стеклянных Бабушкиных очков. Выйдем наверх – сменю на свои запасные противотуманки. Сам-то уже давно в проверенной лыжной маске. Бабуля, поддерживаемая мною, идёт вслепую, только ногами перебирает. Направление выбираю я.

            Усё, ригель, маленький каменный тур на нём, сложенный много лет назад  для обозначения начала лыжного спуска. К обелиску, до которого нашим темпом не меньше двадцати минут ползти – не пошёл. Вершина – она везде, где перегиб (ригель) вершинного кратера. Уходить надо побыстрее.

            Сменяю бабушке очки, растираю ей пальчики и щёчки           , в кои по-русски лобзаю троекратно, усаживаю на этот самый турик и её фотоаппаратом делаю три снимка в уже едва просматривающуюся перспективу на запад, юг, восток.

Из-за перегиба появляются два бодро шагающих парня явно импортного происхождения. Увидели нас, заулыбались, приветствуют, смеются – хорошо, мол! — Вы пойдёте к абелиску? — Я – нет. — А мы – сходим. — Си ю!  — Бай!

            Чьи они (в смысле – какой турфирмы)? Славные ребятки, сильные и весёлые. Приятно поглядеть. Не англосаксы, язык с каким-то акцентом. Может, прибалты?

            Обнимаю напарницу за талию, стараясь как можно меньше веса оставлять на её маленьких ножках. Шаг, шаг, шаг. Тысячу раз. Ещё тысячу. Тихо шепча ей на ушко всякую ахинею на своём пиджине.

            Вокруг уже сплошной туман, посыпала редкая снежная крупа. Сзади – хруст снега. Мимо, весело щебеча, вроде, на каком-то резковатом французском, пробегают давешние парни. Помахал им рукой, они – в ответ. Скрылись в облаках.

            Где-то скоро должен появиться Поворотный камень. Его, если правильно идти, не минёшь никак. Точно. Вот и он чернеет из тумана. А рядом с ним ещё чего-то. Вроде, не стоит на месте. Троллей тут только не хватало. Хы, да это же Колюня! Ему, как будто, так и положено: «Давно стоим?», совершенно не скрывая радость от чуда навигаторского искусства. Ведь как точно вычислил, что в тумане я ни за что не пренебрегу таким ориентиром! На секунду высвободив Бабушку из объятий, обнимаюсь с другом и представляю его своей даме. Похоже, встреча порадовала всех. Тайм-аут на пару минут, все – по глоточку влаги, кормлю оголодавшего Николая припасами, которых в хозпорыве хапнул из расчёта пары ленинградских блокад. Берём под ручки бабулю, теперь уже с двух сторон.  Продолжаем спуск. «Тихо улитка ползёт по склону Фудзи…».

            Обходя по крутячкам места с возможными трещинами, прячущимися под ровной поверхностью снега (тут-то Моё Величество – главный!), выходим на уже заметённую метелевой порошей тропу, ведущую вдоль седловины к повороту на южный склон Восточной вершины к единственнму безопасному в отношении ледниковых трещин пути на Скалы Пастухова. Сквозь порывы ветра послышались голоса, обрывки фраз. Наверняка находимся на траверзе Седловинной Хижины, где расстались с Титаником. Экономя время, не спускаемся к ней, продолжая движение по склону немного выше.

            Проходит ещё полчаса.

— Коль, пора поискать скалы на выходе с Косой, они точно где-то рядом.

— Давай GPS-ы раскочегарим, маршрут-то «забит»!

— Это всё-таки железяка, давай, по-простому: со скалой определимся, а потом пройдёмся, как деды учили. «Жипиэс» попозже включим. Коль, мне так спокойнее будет.

— О чём речь, давай поищем!

Оставляем бабушку, объяснив, что бы она ни под каким видом на шаг не сдвигалась с места. Косо уходим вверх под разными углами. Зачернели камни. Вдоль тропы только два таких места: у поворота вверх в Мотоциклетный кулуар и у начала спуска по Косой. Всё в иние. В таких случаях все камни схожи, как мужицкие рожи с недельного перепоя. И вправду джипиэс достать? Совсем запамятовал, склеротик! Я ж, опять же, по дедовской науке, как подошли утром с Косой, в трещину в самом приметном камне конфетный фантик сунул. Хе, во-от он, родимый. Ай да я, архистратиг!

Николай, ныряя в туман: «Тогда постой вместо фонаря (я – в оранжевом анораке), а я бабулю подниму сюда». Стою.

Появляется «сладкая парочка».

Далее меняем тактику передвижения. Я забираю все палки и ледоруб Коли, двигаюсь в пределах видимости, уменьшившейся метров до пяти, впереди, на манер фокстерьера вынюхивая путь. Николай, галантно и ненавязчиво объяв нашу подопечную, практически, по воздуху, передвигает её в нужном направлении. Позволяя лишь слегка касаться ботинками склона.

Сплав галантности с миниатюрностью дал потрясающие плоды: скорость движения резко возросла.

Тропа на косой ещё просматривается. Но, стоит на ней чуть ошибиться, и хлопот не оберёшься. Если успеешь, проваливаясь в трещину.

Мы идём траверсом по, теперь уже, южному склону Восточной вершины, оставив тропу на Косой ниже. Ветер всё крепчает, снежная крупа сыплет с переменнойперь уже южному.  по, т, проваливаясь в трещину.

ав галантности с миниатюрностью дал потрясающие плоды.сточной вершинытривающую интенсивностью. Коля на космическом эсперанто занимает даму беседой. Бабушка здорово измотана, но пытается временами лепетать короткие фразы. Проходит ещё час. Впереди и выше выплывает в разрыве облаков гряда крупновалунной осыпи. Более крупной, чем было бы желательно. Всё-таки немного сползли вниз. И проскочили осыпушку, кончающуюся большим камнем, на котором шлямбурными крючьями закреплена мемориальная табличка. Это – ориентир, от которого лепится снежный колобок и запускается вниз. Точно по линии падения воды, менее чем в километре – Скалы Пастухова.

— Коль, чуть мазанули. Но, не беда. Сейчас врублю GPS, возьму азимут на Пастухова, выставлю на компасе градусов на двадцать больше, и пойдём по компасу. Через метров триста воткнёмся точно в створ вешек на Зеркалах ( зона ровного фирнового, зимой – ледового поля над Скалами Пастухова, через которую вертикально вверх от Скал до Косой проходит тропа).

И пошли. По застругам, по обледенелым плешкам, то, проваливаясь под ветровые корочки по щиколотку, то – в свеженадутый снег по колено. А вот и тальниковые дрыны на Зеркалах! Молодцы спасатели, не поленились такую тяжесть на горбу сюда затащить!

— Нет, Игорёша, никакой из тебя Сусанин!

Пой, пой, Шахерезада! Дальше-то без проблем!

У скал – голоса. Вскоре – сами Скалы. Ребята спускают по перилам последних наших старичков. Те – в хлам от усталости. Коля остаётся сопровождать Бабушку, выглядящую относительно свежо на фоне остальных, я сбегаю к выполаживанию склона, подхватываю двоих пожилых джентльменов, помогая им побыстрее дойти до верхней кромки Гряды Приюта Одиннадцати, где ждёт ратрак. Доходим. Ребята помогают загрузить клиентов. Из тумана появляется Анатолий. Докладываю, что всё в порядке, бабушку поднял, сейчас она подойдёт с оставшимся её сопровождать Николаем. Докладываю с удовольствием, осознавая, что дело выполнил на все сто. И вдруг в ответ слышу площадную брань в свой адрес. Мол, какого… вчера говорил, что будет погода, не знаешь, так-растак –  молчи в тряпочку! И ещё много чего интересного. Сначала опешил, потом – чернющая волна негодования начала накрывать по полной. Спокойно двинулся к Анатолию, чётко зная, что дальше буду делать. И вдруг ощутил взгляды наших подопечных, растерянные и испуганные. Как холодным душем обдало. Это что же они о нас подумают? Что мы быдло отпетое, как про нас «белые сагибы» поют? Как шёл, так и прошёл, шагом в стороне. Только прошипел: «Внизу будем говорить».

Семимильными шагами погнал вниз. От греха подальше.

Пророкотал мимо один ратрак, второй. Похоже, всех спустили и забрали. Догнал Илья, североэльбрусский спасатель, напарник по многим «подвигам» в горах.

— Привееет! Ты где был? Похоже, из старичков, только вы с бабулей на вершину сходили! И с Колей пересеклись?! Чё злишься? Пока Вас не было, с остальными на седловине так накувыркались! Вот у Бугра крыша, похоже, и съехала. Оставь его в покое. Потом разберёшься.

Так, слово-за-слово, начали болтать о планах на июль, всякие сплетни Североэльбрусские перетряхивать. Незаметно отпустило.

Получилось, мы вдвоём закрывали шествие. Вот и «бочки».

Зашёл в баню, переоделся, оттуда – к Петровичу, коменданту базы, попить чайку и в который раз поблагодарить старинного друга за показанный ещё много лет назад «правильный» путь отступления с Седловины. Про инцидент умолчал. Петрович бы точно мог не сдержаться.

По своей замечательной привычке, молча выслушав рассказ о походе до конца, задал вопрос: — Ты там двоих перцев не видел, молодых таких резвых? – Видел, говорю, они на спуске с вершины обогнали. Их Коля встретить, когда ко мне поднимался, должен был. — Во сколько это было? — Да где-то после часа.

Встал, бросив: — Пошли к Коле.

Находим его в столовой. Сидит себе, чай кушает, улыбается, будто вообще никуда не ходил. На вопрос, повстречал ли по пути к Поворотному Камню двоих канадцев, отрицательно покачал головой. Петрович по станции связывается с Мариной, гидом той группы, за которой эти ребята числились: мол, Мариша, их видел Комаров, но с Колей, шедшим ему навстречу, они не пересеклись. Уже темнеет, на улучшение погоды надежды нет. Немедленно спускайся к Скалам Пастухова. И разъясняет нам суть дела.

Одновременно с нами, на гору вышла интернациональная группа росиийской преуспевающей турфирмы. Марина – опытный Эльбрусский гид. Благополучно взошли на Западную вершину. Там братья-близнецы из Квебека высказывают желание сходить и на Восточную вершину. Самостоятельно, беря, разумеется, всю ответственность за свои дальнейшие действия, на себя. Гид предупредила их о грядущей непогоде и возможных последствиях, но, согласно действующим правилам, запретить им изменение программы, не могла. Было договорено, что до 15ти часов Марина будет ждать у хижины на седловине. Марина, препоручив своих подопечных спускающимся гидам их же фирмы, тщетно ожидала на седловине до шести вечера, после чего вынуждена была спуститься к Скалам Пастухова. Откуда категорически отказывалась уходить далее вплоть до 22х часов. К ночи поднялись спасатели. Но это – уже другая история.

В треволнениях, даче официальных показаний, готовности, в случае необходимости выдвинуться для помощи наверх, возмутительный инцидент с Бугром как-то отошёл на второй план. Лишь к полуночи стало ясно, что в проведении поисковых работ явно обойдутся без моей персоны, и я, наконец, добрался до своей банной полки. Залезши в спальник, продекламировал разбуженному вознёй Пашке: «Пойдите и сорвите с него маску, что бы мы знали, кого завтра утром повесим на крепостной стене!», на что тот обалдело буркнул: «Шиза косит наши ряды» и рухнул в бездну сна, потянув меня за собою.

Эпилог.

Вот так протекал и завершился, на первый взгляд, необычный, но, по сути, весьма характерный день наёмного локального гида. Как в предыдущих двух историях, опубликованных в №№26 и 27, ничего здесь не выдумано и каждый из героев вполне сможет узнать себя.

Увы, братья до сих пор не найдены. Т.к. маршрут был официально изменён ими самими, что подтверждено свидетельскими показаниями клиентов фирмы, а гид и спасатели сделали всё возможное для отыскания пропавших, родственники пострадавших претензий не имеют.

Николай, абсолютно закономерно, достиг за эти годы совершенно заоблачных успехов в альпинизме. С Ильёй с тех пор много чего вместе «наработали» в горах. Толик-фотограф стал одним из самых популярных «горных» фотографов страны, Толик-спасатель – превосходным МЧС-овским начальником. Петрович, попрежнему, холит и лелеет свои «бочки». Пашка, бросил окончательно своё учительство, зимой работает инструктором в Волене, летом продолжая спать на банной полке. Драйверы ратраков –  меж Горой и хозяйством.

Руководитель акции, описанной выше, в дальнейшем сделал всё от него зависящее, что бы уничтожить саму память о нелепейшем инциденте, и мы остаёмся по сей день добрыми товарищами. Впрочем, между работодателями и наемниками в турбизнесе часто возникают намного более нелицеприятные моменты.  К этому неофиты гидства должны быть готовы.

Тем не менее, на все предложения Бугра «поработать у него», с тех самых пор отвечаю отказом. Так будет спокойнее.

А Родина в глазах непосвящённых иностранцев «НЕ ПОТЕРЯЕТ ЛИЦО».